| It's Milan Kundera, The Book of Laughter and Forgetting. | Это Милан Кундера, "Книга смеха и забвения" |
| In 1950, Kundera, then a 20-year-old Communist, reportedly denounced to the criminal police as a Western spy a man he had never met - a friend of his friend's girlfriend. | В 1950г. Кундера, тогда 20-летний коммунист, предположительно донёс в уголовную полицию о том, что человек, которого он никогда не встречал - друг девушки его друга - был западным шпионом. |
| The reclusive Kundera, who immigrated to Paris in 1975, has declared that "it never happened." | Кундера, иммигрировавший в Париж в 1975г., заявил, что «подобный случай никогда не имел места». |
| Kundera is a cousin of Czech writer and translator Ludvík Kundera. | Двоюродный брат - писатель и переводчик Людвик Кундера. |
| The second Czech edition was published in October 2006, in Brno, Czech Republic, some eighteen years after the Velvet Revolution, because Kundera did not approve it earlier. | Во второй раз на чешском языке книга вышла в октябре 2006 года, в Брно (Чехия), спустя 17 лет после бархатной революции (до тех пор Кундера не признавал её). |
| But the case of Kundera appears different - though no less disturbing. | Дело Кундеры, однако, представляется иным - хотя и не менее тревожащим. |
| Kundera's name was contained in the investigating officer's report, which was authenticated after a respected historian discovered it in a dusty Prague archive. | Имя Кундеры фигурировало в докладе следователя, подлинность которого была засвидетельствована после обнаружения документа заслуженным историком в запыленном пражском архиве. |
| Yet the recent revelation of the Czech writer Milan Kundera's presumed complicity in the face of Stalinism is but the latest of the long half-life of a toxic past. | Несмотря на это, долгий процесс полураспада ядовитого прошлого нашёл своё очередное проявление в недавнем разоблачении чешского писателя Милана Кундеры как предполагаемого пособника сталинизма. |
| Moreover, Kundera's case is hardly unique. | Более того, случай Кундеры никак нельзя назвать уникальным. |
| Until more information is forthcoming, both from Kundera and from the authorities, the case will not be solved "beyond reasonable doubt." | Дело нельзя считать решённым «вне всяких разумных и обоснованных сомнений» до тех пор, пока нам не станет известно больше - как от самого Кундеры, так и от властей. |